доктор. Голос у него заметно дрожал.
Судья снисходительно усмехнулся.
— Дело в том, что на скамье подсудимых не тот, кто на самом деле, возможно, совершил преступление, — продолжил старик. — Это не Павел Коньков. Это его брат Гоша. Георгий Коньков, которого я знаю очень давно как постоянного пациента больницы имени Карамзина. У больного татуировка в паху и на запястье правой руки — на момент преступления этот гражданин находился у нас на лечении и выписался лишь на следующий день. Как он оказался на скамье подсудимых, для меня остается тайной за семью печатями…
— Вот оно что… — Судья выкатил глаза, багровея. — Так-так… Вы утверждаете…
— Именно. Утверждаю.
Голос у доктора больше не дрожал.
— И где же наш подсудимый?
— Это не мое дело искать обвиняемых для следствия…
— Не спорю, но где же вы раньше то были? — перестал багроветь председатель. По лицу у него поползли теперь белые пятна.
— В Карамзинке… Извиняюсь, в больнице имени Карамзина. Вчера мне позвонили и просили явиться, чтобы не случилось беды. Ведь что, на мой взгляд, самое несправедливое в жизни? Это когда безвинного судят, приписывая ему все тяжкие грехи, которых тот не совершал.
— И вы его выписали из стационара здоровым? — спросил судья.
— В состоянии стойкой ремиссии, — ответил доктор. — Это всего лишь ежегодная плановая госпитализация. Для профилактики рецидивов, так сказать.
Секретарь торопливо записывала показания доктора. Народ в зале, вся многочисленная родня пятерых потерпевших, недовольно гудела.
— Прошу соблюдать тишину! — воскликнул председатель, косясь в сторону подсудимого. Казалось, он собирался разглядеть, действительно ли у того татуировка на запястье.
Я тоже смотрел в ту же сторону, и витые черные решетки, плавились у меня на глазах, прыгая в жутком огне. На скамье подсудимых сидел другой человек. Не Паша. У этого был другой голос и совершенно иная мимика.
— Суд объявляет перерыв судебного заседания! — объявил председательствующий. Поднялся первым и увел за собой гуськом остальных судей.
Следом удалились прокурор и адвокаты. Минут через пять к конвою подошла секретарь, что-то сказала старшему, и мнимого подсудимого тоже увели. В ту же секунду в зале поднялась ругань: Пашина родня обвиняла оставшихся в живых потерпевших. Всех подряд. Включая того мужика, что остался с одним яичком вместо двух и травмированным членом.
— Идите на улицу и там орите! — унимали их судебные приставы.
Только часа через два адвокаты и прокурор вновь появились в зале, а следом за ними вошел и суд, утвердился за просторным столом возле кресел, и председательствующий объявил о том, что суд удаляется в совещательную комнату для вынесения определения. О чем будет это определение, оставалось догадываться.
В совещательной комнате судьи находились на удивление мало. Вышли минут через пять, и другой судья, одна из женщин, стала читать с листа, не глядя в зал. Согласно определению суда уголовное дело направлялось прокурору области для производства дополнительного расследования и розыска обвиняемого. Гражданин Коньков Георгий Леонидович из-под стражи освобождался в зале суда…
Счастливая родня Коньковых, а также их многочисленные друзья от радости хлопали в ладони.
Председатель опять багровел: Фемиде поставили подножку, и профессиональный юрист ничего не мог с этим поделать. Не его дело ловить настоящих бандитов. Татуировка, видите ли, в паху. И на запястье. И все это не сходится с арестантским делом, заведенным на Пашу в тюрьме. Дело арестованного срочно доставили в кабинет к судьям, те изучили его и поняли, что нет большей выгоды, чем отпустить невиновного с миром, пока тот сгоряча не наложил на себя руки.
Мы вышли с дядей Вовой на улицу. Люська стояла возле входа и кого-то искала глазами. Она кого-то хотела увидеть, но только не нас, потому что сразу же отвернулась и пошла ступеньками вниз, к широкому тротуару с вечно зелеными елями вдоль дороги. Потом повернула к матери, подхватила под руку и зашагала к остановке.
Асфальт потел у меня под ногами.
Люську ничуть не расстроило происшедшее. Мало того, меж губ у нее мелькнули в улыбке зубы.
— Что с ней? — удивился я.
— Сам не пойму, — говорил дядя Вова. — Не пойму я и все. Может, от нервов, когда долго ждешь и под конец понимаешь, что ждал не того.
Мы постояли минут десять, глядя, как счастливого Гошу родня уводит к машине. Потерпевшие, к числу которых был причислен и я, не стесняясь, громко поминали всех на свете скотов.
Потом все разошлись, оставив на крыльце ворох окурков.
Глава 23
Не каждый день приходится видеть, как подсудимого освобождают из-под стражи в зале суда. Больше всех, конечно, страдала Вера Ивановна, навсегда потерявшая сына.
— Никто мне его теперь не вернет, — говорила она, сморкаясь. — Ни бог, ни царь и не герой… Нет сына. И никто за него не ответит.
— Ответит, — обещал я, горячась и ловя себя на мысли, что сам хожу по лезвию ножа.
Однако после этого прошло целых две недели, а я все еже был жив и здоров, и даже окна в квартире были у нас целыми. Паша Коньков словно позабыл номер моего сотового телефона. Бандит ушел в тину и, вероятно, теперь вовсю наслаждался свободой.
— Может, он боится тебя, — рассуждал дядя Вова, сидя у нас допоздна. — Ты же теперь в милиции служишь. Тоже ведь можешь, при случае, загнуть ему в рыло. Не так ли, Анна Степановна?
Но мать молчала. Ей визиты Орлова начинали надоедать, хотя и знали они друг друга тоже очень давно, когда все мы еще жили в пригороде.
На Кавказ меня так и не отправили, вспомнив, что я еще не прошел милицейскую подготовку и не принял присягу сотрудника ОВД. Так что в последнее время я упражнялся в учебном центре на Опытном поле, где ученые-селекционеры раньше выращивали картошку. Теперь здесь располагалась просторная милицейская учебная база, включающая тир, просторный спортивный зал, учебные классы и общежитие. А потом и настал тот день, когда закончилось обучение. Нас привезли в управление внутренних дел, построили в коридоре возле флага. В торжественной обстановке мы приняли здесь присягу.
«Поступая на службу в органы внутренних дел, клянусь…»
Без этого не могло быть службы. Ни армейской, ни флотской, ни милицейской…
Я стоял в строю, а напротив нас собралась целая куча стариков-ветеранов, среди которых оказался и дядя Вова — совсем еще молодой по сравнению с остальными дедами. Старики поздравляли нас с поступлением на службу, вручали цветы, хотя мы их пока что не заслужили. Генерал тоже поздравлял, вручая каждому личный номер сотрудника.
Мероприятие проходило в первой половине дня, так что вторая его часть осталась у меня полностью свободной. И мы с Орловым решили
